Когда пытаешься взглянуть на композиторское творчество другого человека, то выбираешь произведения не по своему хотению или вкусу, а исходя из жанрово-стилистического разнообразия, используемого автором. При этом, ты стараешься подходить к его творчеству как бы отстраненно, не поддаваясь собственному восприятию, стараясь наиболее многогранно отразить творческий почерк и принципы мышления.
В моем небольшом цикле о творчестве И. В. Болдышевой, мы с вами встречаем песни с ориентацией на Богослужебное пение (как древнее, так и современное), на русскую эпическую традицию, на русский романс, на барочную инструментальную практику. Но песня – это прежде всего куплетная форма с повторяющимися построениями, с заданными авторами текста и музыки пространственно-временным остовом и духовным тоном, т.е. жанр с достаточно жесткими, почти всегда соблюдаемыми условностями, которые, при наличии таланта у авторов, способствуют жизнеспособности созданного ими сочинения. Причем, чем ближе к песенным стандартам – тем композитору сложнее создать что-либо оригинальное.
Жанр повествовательной баллады хорошо освоен как в традиционной культуре, так и в популярной музыке (вполне достаточо вслушаться в палитру рождественских песен, столь популярных как на западе, так и у нас). Причем, их распевный, повествовательно-гимнический характер всегда узнаваем. Есть подобные песни и у И. В. Болдышевой и обращение композитора к стихотворению А. Солодовникова «Ночь под звездами» привело к созданию неординарного произведения в русле этой традиции.
Адресуя эту песню слушателям, композитор пишет: «Это стихотворение написано зимой 1940 на Колыме после ночной смены».
В дальнейшем, Размышляя о жизненном пути поэта, И. В. Болдышева говорит: «Александру Солодовникову было суждено начиная с осени 1939 года 8 лет безвинно отбывать срок в исправительно-трудовом лагере на Колыме, о чем он оставил строки: . . . . . . . .
«Здесь тайна грехопаденья
Для ума открывается ясно»
И еще:
. . . . . . . . . .
«Здесь одно спасенье – молиться
И о детстве думать ночами».
(Стихотворение «В лагере»)
Ещё 10 лет до своей реабилитаци поэт был вынужден оставаться на поселении в посёлке Нижний Сеймчан на Магадане оторванным от семьи и Москвы».
Вчитываясь в строки стихотворения «Ночь под звездами», задаешься вопросом: какой силой духа должен обладать художник, способный в таких нечеловеческих условиях сохранять внутреннюю чистоту и создавать текст, наполненный истинною красотою и любовью к Богу и мирозданию? Поистине, душа чем большую скорбь может вместить, тем и большую радость и таинственно «Сеющии слезами радостью пожнут» (Пс. 125, 5). А не вместив, не пережив Радость, невозможно и передать её другим через творчество.
Красота звездного неба, ставшая в душе А. Солодовникова камертоном внутреннего и вечного, явилась первопричиной ее восприятия им как «богослуженья» (Всенощного бдения) и стала поводом для явления в тексте основных зримых и чувственных его элементов: Храм (1-я строфа), Крест и светильник (2-я), лампада и свечи (3-я), хор и архиепископ (4-я), чаша и алтарь (5-я), паникадило (6-я). Восприятие поэтом этой красоты сразу рождает ассоциацию со словами главной героини оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о нивидимом граде Китеже и деве Февронии»: «День и ночь у нас служба воскресная… ночью звезды как свечки затеплятся», причем и героиня, и поэт воспринимают себя неотъемлемой частью этой красоты. Финальная же строфа отсылает нас к тексту Богослужения, произносимому перед «Великим Славословием»: «Хвала Тебе, явившему нам свет!»
Музыкальное решение этого текста, предложенное композитором, поражает своей чистотой и ясностью мелодико-гармонической мысли. Куплетная форма, простота которой сопоставима с лучшими образцами рождественских песен и баллад, мерно и неторопливо несущая в себе незыблимость мироздания, помогает нам соприкоснуться с его мерным движением и непостижимостью вечности, тихая красота которой заставляет нас вглядываться в каждую былинку, вслушиваться в каждый звук.
Неизменная мелодия 1-й половины строфы, порой едва подсвеченная хоровыми аккордами, постоянно подчеркивает эту незыблимость. Вариативно изменяющаяся 2-я строфа, в которой мелодия, излагающаяся в нескольких вариантах, развивает «внутренний посыл» начального построения и закрепляет его через повторение последней строки. Особенностью данной песни является и оригинальный подход в подаче промежуточной кульминации, выражающийся в мужском проведении мелодии 3-й строки 4-й строфы. Финальная же кульминация (последняя строфа), расцвеченная гармонически, наполнена изумительной чистоты светом, частью которого хочется быть.
Казалось бы, что особонного можно услышать в этой простой по изложению песне? Вслушайтесь! Композитор с помощью мелодических подголосков, «мерцающих» аккордов и «бликующего» аккомпанемента арфы (Заслуженная артистка РФ И. Донская), создает неповторимую картину ночного неба, как зримого символа внутренней тишины. А «парящая» мелодия, вдыхающая жизнь в это пространство и органично господствуящая в нем, своею ясностью наполняет его Божественной красотой.
Ночь под звездами.
Свершает ночь свое богослуженье,
Мерцая, движется созвездий крестный ход.
По храму неба стройное движенье
Одной струей торжественно течет.
Едва свилась закатная завеса,
Пошли огни, которым нет числа:
Крест Лебедя, светильник Геркулеса,
Тройной огонь созвездия Орла.
Прекрасной Веги нежная лампада,
Кассиопеи знак, а вслед за ней
Снопом свечей горящие Плеяды,
Пегас и Андромеда, и Персей.
Кастор и Поллукс друг за другом близко
Идут вдвоем. Капеллы хор поет,
И Орион, небес архиепископ
Великолепный совершает ход.
Обходят все вкруг чаши драгоценной
Медведицы… Таинственно она
В глубинах неба, в алтаре вселенной
Века веков Творцом утверждена.
Но вот прошли небесные светила,
Исполнен чин, творимый бездны лет,
И вспыхнуло зари паникадило,
Хвала Тебе, явившему нам свет!
(146)